Эло и Загрим. Как все было на самом деле

Елизавета Классен. Chgmusic.com от 9 сентября 2006 года.

«За солнце над нами!»

Март. Вечер. Телефонный звонок. Звонит сестра: «Лиз, а вы не хотите снимать квартиру вчетвером?» Да уж…Хороший вопрос. На тот момент это было очень актуально. Квартиру нашли достаточно быстро. Приехали, посмотрели. В тот же день было новоселье. Отмечали вчетвером, с настойкой, при свечах (не то, что бы романтики захотелось — свет вырубился). Сначала все хотели одеться в тельняшки, но не получилось. А пьянки в тельняшках в нашей жизни еще будут. …Это был новый этап в нашей жизни. Впервые я жила на съемной квартире. Без родителей (своих и не только), без соседок по общежитию. В общем, можно было поиграть в семейную жизнь. Походы в магазин, запуск жуткой стиральной машины, которая все время норовила куда-то ускакать, приготовление еды, уборка (по очереди с соседями). Соседи — моя сестра и ее молодой человек (позже у них появится разноглазый хомяк). А у меня и моего молодого человека жил мышь Тохтамыш, упитанный домашний крыс. Все очень мило, прямо семейная идиллия. Тем более что Никита уже поговаривал о нашей с ним свадьбе (обсуждались даже такие подробности, как выпускание голубей), а сестра обдумывала фасон свадебного платья. Все должны были пережениться и умереть в один день. Но… …Но наступила очередная пятница, если быть точной,21 апреля. Распитие” пары бутылочек” грозило перейти в нечто большее. Пиво, еще пиво… сходили за портвейном… «А давайте все оденемся в тельняшки, и будем бухать!» Некоторые товарищи, правда, отличились, и до сих пор не понятно, почему была выбрана красная рубашка: то ли из-за желания выделиться, то ли из-за отсутствия тельняшки.J …Темы обсуждались разные. Сексуальные меньшинства, эпатаж…в глазах уже закачалось…музыка…мне уже о-о-очень хорошо. А в кармане красной рубашки оказалась губная гармошка. Я сходила за своей. А потом были еще какие-то разговоры…Потом сестра с Никитой вышли из комнаты. А мы остались… …Мое пьяное сознание было сложно удивить. Но когда мы начали целоваться, в голове всколыхнулся целый рой мыслей, и в основном это было «как?», «что происходит?», «неужели?» и что-то еще в этом духе. Но я хорошо помню, как я сказала: ”Я знала, что это произойдет. «Я действительно знала. Неизвестно, как , откуда, но знала. Потом мне было страшно, потом мы снова целовались… …А потом наступило утро. И я вспомнила все, что произошло. Я весь день сходила с ума оттого, что я знала нечто важное, но мне некому было это рассказать. «Это не важно, просто вчера был день. Мышеловка захлопнулась». И я не знала, что мне с этим делать. Так как раньше быть уже не могло. Что-то нужно было менять. Но что? И как? Подсознательно я ждала какого-то события, которое все расставит на свои места. Но когда оно произойдет? Я тогда еще не знала, что ВСЕ случится через неделю. А за эту неделю произошло многое. Были моменты, когда я что-то делала на кухне, а этот странный незнакомый человек с разными глазами неслышно, по-кошачьи подходил ко мне и обнимал. Еще была салфетка со стихами. Я долго смотрела на строчку «вот и все, что есть, кроме „ты“ и „я“». Мне было так странно и хорошо оттого, что «ты» и «я» стоят рядом, на одной строчке. Был момент, когда я уткнулась в его плечо, а он спросил: «Эй, зверек, ты чего?» Тогда я впервые была названа зверьком. И я поняла, что он тоже Зверь. Мы оба — Звери. Помню еще момент, когда Ритка с Никитой обсуждали свои проблемы, а мы в соседней комнате пили вино. А как-то вечером мы решили вместе употребить вещество, изменяющее сознание. Был разработан целый план действий и определен конкретный день. Пятница, 18:10, возле здания с надписью «Лукойл». …Я приехала минут за 40. Сидела на скамейке, курила одну за другой. Что будет, что будет, что будет? Ритка уехала в общагу, к Никите приезжают друзья, надеюсь, он будет достаточно пьян, чтобы ничего не заметить. И времени в запасе достаточно. Хотя, время — штука изменчивая… …Метро Перово. Бутылка вина. Быстро-быстро идем по дорожке к дому. Немножко травы. Светящиеся часы на потолке. И как-то страшно, вдруг сделаю что-нибудь, для чего время еще не пришло. Задумываюсь над каждой фразой, над каждым шагом. Я долго-долго думала, но все-таки вдохнула розовый порошок. …А за окном — дерево. Интересно, сколько людей на нем повесилось? В комнате темно. Опять — часы на потолке. Страшно, страшно, страшно. Слова плавали в воздухе, и их приходилось ловить. «Я тебя люблю. — Почему? — Потому что ты настоящая». И какая-то часть меня повторяла «настоящая, настоящая, настоящая», А другая часть твердила «люблю, люблю, люблю…» Потом — вино и конфеты, чтобы мозг быстрее в себя пришел. Сладкие коктейли, и — вдвоем по темной улице, взявшись за руки. Чем ближе к дому, тем медленнее. Прощание возле темной стены. Мне не хотелось уходить. «Мне кажется, что я…тоже…тебя люблю». И — по дорожке к дому. Встретимся минут через 20. Все оказалось не так просто, как казалось на первый взгляд. Я до сих пор не знаю, что это было, моя жизнь, или кино. Если это было кино, то когда я шла по дорожке к дому, должна была зазвучать тревожная музыка. Из подъезда выходил Никита и двое его друзей. «Объясни, где ты была, твои подруги, с которыми ты должна была встретиться, говорят, что с тобой не были. И кто этот человек, с которым ты шла от остановки». Мысленно я возрадовалась, что мы прощались у темной стены, и из окна нас не было видно. Я начала плести чушь, зато уверенным голосом. Либо во мне погибла великая актриса, либо Никите хотелось мне поверить, и он был пьян (предпочитаю думать, что первое), но моему объяснению он поверил. Мы зашли в квартиру. Первое, что я увидела, был пистолет. Нет-нет, им просто открывали пиво. Минут через пятнадцать — звук открываемой двери. Вошел Зверь. Я бросилась к двери. Очень надеюсь, что все эмоции, которые я в тот момент испытывала, не отразились на моем лице. Быстро-быстро, пока никто не успел что-либо сказать, я начала говорить, мол, ты представляешь, он не верил, что мы с тобой встретились у метро, он видел, как мы шли от остановки. И нервное «ха-ха». А Никита с понимающим видом изрек: «Да, чувак, я знаю, ты употреблял наркотики сегодня, возможно, вы действительно встретились случайно». А тем временем все складывалось как нельзя лучше. Один из Никитиных друзей выразил желание попробовать «розового порошка». Я тоже последовала его примеру, но чуть позже, чтобы не видел Никита. В ванной. С диска «The Doors». Через 100$ купюру. Никита уснул. Началась мета-амфетаминовая ночь… …Мы сидели и говорили. Потом «Джонни Деп» (на мой взгляд, Никитин друг, употребивший порошок, был на него похож) лег спать, а второй чел уехал, ему на работу надо было. Мы переместились на кухню. На надувном матрасе. Взявшись за руки. За окном — сероватое утро. «Пойдем за Ягуарами?» И мы пошли. …И было утро. Были качели. Мы пили за солнце над нами. И не знали, когда еще мы сможем так же сидеть на качелях и смотреть на небо. Вдвоем. Начался новый день, и все сразу перемешалось. От утренней гармонии не осталось и следа. Зверь поехал в Черноголовку, Ритка приехала из общаги и поехала за ним. Вечером уехала и я. Мы с Риткой пошли прогуляться. Она говорила, что ее все достало, что она хочет спокойствия, что ей нужен такой мужчина, как Никита, и мне с ним ужасно повезло. Я сказала, что с ним скучно. «Тебе скучно? Тогда забирай себе Загрима». А я шла и думала о том, что знала я, и чего не знала она. А на следующий день…Встреча у озера, абсентер. И случилось то, что должно было. Смешная красная кофточка слегка порвалась, а ежик доказал, что он колючий. Потом у меня было ощущение, будто мне дали какой-то бланк, а расписалась в нем своей кровью. Теперь ничего уже не изменить. Но мне и не хотелось. И весь следующий день я знала то, чего не знали другие. Я им говорила, что сейчас май, и я должна сойти с ума. А сама знала, что это уже произошло. Дальше события развивались стремительно. Алкоголь и музыка у магазина «Алина». Слияние с природой сквозь рваные джинсы. Смешная табуретка. Ужасы с тяжелыми предметами. Фортепиано и попадание мимо клавиш. Хлопанье дверями. Кеды, пальто и шляпа. И кофточка из помойки. «Я в Питер. Ты со мной? — Да». А скоро должен был вернуться Никита. А я была такая пьяная! Рваные джинсы, шкатулка с сережками, Никитин лосьон после бритья. Да, в Питере без этого никакJ. Побег в никуда. Что это, моя жизнь, или кино? Утром, когда я проснулась в Черноголовке, и услышала звуки музыки (конкретно — «Beatles», «Help»), я поняла: кино. Когда я попыталась сесть и почувствовала, как в голове перекатываются тяжелые шары, я поняла: жизнь. Потом — Москва, вокзал, истеричные звонки. Вот уже чуть-чуть осталось до поезда. В этом месте опять должна была зазвучать тревожная музыка. Я не сразу поняла, что происходит, когда увидела Никиту, его папу и Ритку с опущенной красной розой в руке. В какой-то момент я подумала, что Никита меня остановит силой. Затолкает в машину к своему папе и увезет в неизвестном направлении. Я его упорно толкала в сторону нужного вагона, а он пытался меня остановить, просил, чтобы я посмотрела ему в глаза и поклялась, что не изменяла. Когда я, все-таки, зашла в вагон, я вцепилась в поручни, и подумала, что теперь никакая сила не заставит меня выйти из поезда. Как хорошо, что окно в вагоне было закрыто шторой! Вода и теплое плечо, в которое можно было уткнуться, сделали свое дело: я успокоилась. Стук колес. Движение вперед. В темноту.

«В этом городе живет небо…»

Раннее утро. Московский вокзал. Холодно. С трудом отыскали гостиницу. Небольшой двухэтажный домик с табличкой «Отель Лиговский», Номер оказался на удивление большим. Широкие подоконники, на которых можно было сидеть, стеклянный столик, две тумбочки со светильниками и огромный диван, на который мы тут же улеглись. Когда мы отоспались — розовый порошок, и вперед, гулять по городу. Невский проспект, центр. Интернет-кафе и переписка с Никитой. «Мои родители нас никогда не примут…». Я не очень поняла, зачем он приплел своих родителей, но стало легче оттого, что в наших отношениях была поставлена жирная точка. Хотелось прыгать и кричать. Что касается последнего, то этим я периодически занималась. В одном из Никитиных писем была фраза: «Я все про вас знаю, вы живете в одном номере гостиницы…». Как-то утром мы вспоминали эти слова. Зверь сказал: «А следующее его письмо будет таким: „Я все про вас знаю! Сегодня вы позавтракали курицей гриль. Допили вино. А потом он отнес тебя на диван“ ». И с этими словами он действительно отнес меня на диван. Не знаю, что про нас думали в гостинице. Наверное, подозревали, что у нас в номере кого-то режут, и ему это нравится. Возможно, они даже обращали внимание на влажный блеск наших глаз и на расширенные зрачкиJ. …Смешной маленький барабанчик, губная гармошка взамен утерянной. Казанский собор. Снова Невский. Поиски продуктового магазина. «Пивные пикники». Новые знакомства. Берег Финского залива — странное место, напоминающее одновременно Москву, Черноголовку, Новосибирск, различные места, где мне довелось побывать, а так же места, где я не была и вряд ли буду — инопланетянские дома, город будущего, новые цивилизации. Мы сидели и смотрели на воду. Пускали мыльные пузыри. Делали бутерброды с паштетом и ели их, разложив на барабанчике. «Кто не ел с барабана куска никогда, кто не пил вермут в ночь у Казани…». Да, было и «Русское сафари» у Казанского собора. К сожалению, это замечательный напиток я больше нигде и никогда не видела. Ночи — с вином. Вечера — на Невском. Утро — сидя на подоконнике. Днем — пиво и музыкальные магазины. Длиннющие эскалаторы, станция «Маяковская» со своим марсианским освещением, Академия Художеств, мосты, сфинксы. «Я опять не знаю, что мне с этим делать. Мне больно оттого, что мне слишком хорошо…». Казалось, что так было всегда, и так будет дальше. И откуда только взялась мысль, что ЭТО скоро закончится, что звери перестанут быть зверями друг для друга? …Раннее утро. Метро «Звездная». Дорога и проносящиеся мимо машины. Мой первый автостопный опыт. Для меня было очень важно, что впервые это было с ним, со Зверем. И, кстати сказать, ни с кем, кроме него, этого не было и не будет. И это хорошо! «Автостопный блюз, мы попутный груз…». Мы уверенно шли вперед, надеясь на удачу, не имея карты. Откуда только силы брались? Ближе к вечеру, когда мы почти не надеялись добраться до Москвы и начали задумываться о ночевке, нам повезло. И вот, электричка Клин-Москва, пакет вина и мечта о теплой постельке. А где ее взять, эту постельку? И мы решили, несмотря на вероятность встретиться с Никитой и Риткой, поехать в ту самую квартиру, с которой все и началось… …Вот, еще чуть-чуть, можно будет лечь на диван и уснуть. Вот уже знакомая дверь. Только за ней — никого. И ключа от нижнего замка у нас нет. Детский матрасик, принесенный с помойки, картонки (оттуда же), и можно немного поспать. Утро — холод жуткий. В рваные джинсы, столь актуальные в солнечном Питере, задувает холодный ветер. Теплая постелька — в Черноголовке. Там можно и поесть. И там же — истеричные звонки родителей. Вскоре выяснилось, что с московской квартиры все съехали, а ключи у консьержки. Решено было ехать туда. Вопрос на повестке дня: что делать? Где жить? Как жить? И на что жить?

«Это внеплановый концерт на кухне…»

…Когда мы открыли дверь, мы увидели, что квартира практически пустая. Моих вещей там не было. А я так хотела переодеться (джинсы с трассы были совсем грязные, и я переоделась в старые джинсы Зверя, но у них была сломана молния, да и вообще, сидели они на мне несколько странно)! В одной из комнат стояла большая сумка с вещами Зверя (одежда, несколько книг и дисков). Я осмотрела всю квартиру, и нашла еще пару зубных щеток, кружку, а на кухне были уксус, мука и сахар. Вскоре выяснилось, что мои вещи в Черноголовке, у моих родителей. Мне хотелось выть. Я не знала, когда смогу добраться до своих вещей, поездка к родителям в ближайшее время была равноценна самоубийству. Это подтверждали их истеричные звонки. Действительно, прошло около месяца, прежде я приехала к ним в Черноголовку. Немного вещей у меня осталось в студенческой общаге. С моей учебой получилась грустная история. В то время, когда мы были в Питере, я должна была восстанавливаться из очередного академического отпуска. А когда мы вернулись, стало уже не до этого. Мысленно попрощавшись с МГУ, я начала искать работу. Я привезла из общаги немного одежды, посуды, даже книги и постельное белье. А Зверю надо отдать должное, он проявил свои организаторские способности! Вскоре у нас появились соседи — Вадик (друг Зверя, из Черноголовки), Маша (коллега Зверя) и ее молодой человек Саша. Мы договорились с ними, что будем жить на кухне, за 3000 рублей в месяц. Ах, эта кухня! Постепенно она превращалась в комнату моей мечты. Ловушка для снов, картинки на стенах, свечи, благовония. И то, что по утрам об меня спотыкались, уже не так смущало. Зверь вернулся в банк, в котором он работал до поездки в Питер. А у меня возникли проблемы в связи с поиском работы. То предлагали пройти психолога за 3000 рублей, то до места работы нужно было ехать сначала час на метро, а потом — 12 остановок на троллейбусе, то требовалась мед. книжка. Но первую зарплату из «Окон Хоббит» я помню. Угнанная из Рамстора тележка, коктейли жуткого цвета, песни и крики. Ни консьержки, ни соседи так и не привыкли к нашему буйному поведению… Денег не было хронически, я ходила пешком через всю Москву, экономя 15 рублей на карточку. Мы подбирали 10копеечные монеты. Помню, как я радовалась, когда нашла 1,5 рубля! Но, тем не менее, пили мы ежедневно. Жигулевское пиво, бюджетные портвейны, коктейль «Элоиза» (наше личное изобретение: портвейн + «Буратино»). Мы часто ходили в скверик, который был недалеко от дома. Пели там песни, играли на губных гармошках, разговаривали, естественно, пили. В этом скверике у меня было любимое дерево, на котором мы часто сидели. Правда, самостоятельно, без помощи Зверя, я так на него и не залезла. Мы аскали на Арбате, собирали монетки из фонтанов, кричали по ночам так, что сосед снизу приходил, была разбита гитара, потерян любимый мундштук, мы качались на качелях, ездили в Черноголовку автостопом, чтобы искупаться, устраивали скандалы, я убегала босиком по лестнице, да чего мы только не делали! Смешные Звери, живущие на кухне. Было в этом что-то такое…Может быть, неожиданность, ведь все, что происходило, все, что мы делали, было абсолютно спонтанно. Мы не строили планы, а если даже и строили, то получалось всегда наоборот. Не было никакой уверенности в завтрашнем дне. По-прежнему часто возникала аналогия с фильмом. Слишком много событий приходилось на сравнительно небольшой промежуток времени. Сознание постоянно было измененным, и я смотрела на свою жизнь со стороны. Я видела нечто яркое, гремящее, насыщенное. Но я не замечала очевидного: то, что это была уже не МОЯ жизнь, это была НАША жизнь. Я не знала, чего я хочу, что мне нужно, кто мне нужен, но одно было ясно точно: я поеду на Радугу. Недавно перелистывала старые дневники, там порой встречались упоминания об этом, как о практически неосуществимом событии. К примеру, Никита, услышав о моем желании туда поехать, сказал, что это бред, и он категорически против. Но это мое желание все-таки осуществилось. Я думала о Радуге перед сном, я думала о ней в метро, на работе, за ужином. Я представляла себе нечто яркое, солнечное, что навсегда изменит мою жизнь (естественно, в лучшую сторону). Я думала о новых людях, о новых знакомствах. Я не знала, с кем я туда поеду. Я не знала, что будет с квартирой, так как наши соседи сообщили, что скоро съедут. Я не знала, что будет дальше между мной и Зверем. Мне казалось, что после Радуги наши дороги разойдутся. Мы собирались ехать туда по отдельности, и мне казалось, что будет естественно, что на Радуге у нас будут разные компании. Я помню момент, когда мы со Зверем пили портвейн возле нашего подъезда. Он спросил меня: «Кому бы ты смогла меня отдать?». А я ответила: «Какой-нибудь… глючной хиппушке. Возможно, ты встретишь ее… на Радуге». Радуга означала конец нашей совместной жизни, и начало другой, с какими-то, еще незнакомыми нам людьми. В начале июля я поняла, что устала от Москвы, мне до ужаса надоела работа, на которой только обещали денег, но не платили. Мне надоела жара, хотелось купаться. И я решила поехать туда в ближайшие дни, хотя изначально планировала отъезд на середину июля. Следующим утром я проснулась оттого, что мой телефон пропищал несколько раз подряд. Sms-ки от Зверя. Я начала читать. Он предлагал купить вина и встретить рассвет, качаясь на качелях. Вместе провести выходные, попрощаться. А в понедельник я уеду на Радугу. От слова «прощаться» стало грустно. Я подумала, что, возможно, я поступаю неправильно. Но я начала усиленно гнать от себя эти мысли и задумалась о предстоящем прощании. Но ни вина, ни качелей, ни рассвета не было. То есть, рассвет, конечно был. Но мы со Зверем не были вместе. Я провела ночь со странной компанией. Мы до утра пили водку. Зверь писал мне странные sms-ки. А утром позвонила мама и спросила, правда ли, что мы расстались. И я поняла, что это — конец. Теперь у меня будет своя жизнь, а у него — своя. …Мы встретились вечером, после работы. Пока мы шли от метро до дома, мое желание нажраться все увеличилось. Я купила коктейль и выпила его практически залпом. Дома оставалось немного портвейна. Я бегала по квартире, пытаясь одновременно принимать душ, играть на фортепиано, пить портвейн, говорить, молчать, думать и стараться не думать. Я собиралась поехать к подруге и остаться у нее на ночь. Я кидала какие-то вещи в сумку, не понимая, что это, и зачем оно нужно. Я плохо понимала, что происходит. Я знала только, что на этот раз все действительно закончилось. А потом мы шли к метро. Я пила крепкое пиво из полторашки. Зверь что-то говорил, но я ничего не понимала. Он говорил, что хочет быть кому-то нужным и любимым, и поэтому он женится на женщине, которую не любит. Но зато она любит его. Я остановилось. Я, наконец, поняла, о чем он говорил. Первое слово, произнесенное мной, было крайне нелицеприятным по отношению к Зверю. Может быть, «идиот», а может, и хуже. А потом я начала быстро-быстро говорить про то, что так нельзя, что это не правильно, что он еще встретит женщину, которую полюбит, и которая полюбит его, я просила его подождать. Было много слез и ощущение того, что нужно сделать что-то важное, но что именно, я не знала. Я опаздывала, Алинка меня уже ждала на Кузнецком мосту, до которого мне еще нужно было доехать. Но я не могла просто так уехать, мне было страшно оставлять Зверя одного. Нужно было принять какое-то решение, но сделать это мы должны были вместе. У Зверя не было с собой ни денег, ни карточки на метро, но я чуть ли не силой протолкнула его через турникет по своей карточке, и мы сели в вагон. Пару часов назад я говорила, что смогу любить его только как брата. Но в метро я села к нему на колени, обняла, и начала целовать, целовать, целовать… Зверь улыбнулся и сказал, что это отнюдь не сестринский поцелуй… Мы встретились с Алинкой. Зверь уехал. Я еще плохо соображала, что происходит. Мы сидели до 5 утра, пили пиво, разговаривали. Я рассказывала Алинке про Зверя. Про то, что мы расстаемся, а я уже не знаю, хочу ли этого. Даже, наверное, боюсь. Я рассказывала ей про нашу жизнь. И про события этого вечера. Она посмотрела на меня и сказала: «Дура, ты же его любишь!». И я вспомнила, как мы сидели со Зверем на берегу Яузы, и говорили о том, как будет выглядеть мой будущий муж и его будущая жена. Я говорила, что мой муж будет писать стихи, он будет музыкантом, а еще — я посмотрела на Зверя, — у него будут очень выразительные глаза и красивые руки, как у тебя. Возможно, наши описания не были точными портретами нас самих, но, по — крайней мере, они были очень похожи. И откуда только взялась мысль, что это — не навсегда?

Кошки, которые строят гнезда.

Утром мы встретились со Зверем. Было такое ощущение, что мы не виделись много лет. Мы долго думали, куда нам поехать, и решили съездить в Ботанический сад. Когда мы вышли из метро, Зверь попросил меня подождать, сказав, что скоро вернется. Вскоре он вернулся с большим букетом хризантем. Я шла по улице с этим букетом и крепко-крепко держала Зверя за руку. Мы купили две бутылки сидра, и пошли в сторону Ботанического сада. Но до него в тот день мы так и не дошли. Мы остановились в небольшой роще. Хотя, даже рощей это назвать сложно. Там были деревья, кусты, даже белки и улитки, но занимало все это столь малую площадь, что спрятаться от любопытных взоров отдыхающих никак не получалось. Мы сели на поваленное дерево. Мы пили сидр, разговаривали. Снова пили. Потом — занимались любовью. И не обращали внимания на то, что метрах в пяти от нас ходят люди. Мы говорили о жизни, о будущем, о нас. Мы обнимали друг друга, и мне было так хорошо, что, если бы я была кошкой, я бы мурлыкала от удовольствия. Я сказала об этом вслух. Зверь посмотрел на меня и сказал: «Кошка…Как жаль, что кошки не строят гнезда». Когда мы уже подходили к дому, Зверь остановился. Он сказал, что хочет быть вместе со мной всегда, всю жизнь. Я ответила, что хочу того же. «Если кошки не строят гнезда, то, может быть, они… роют норы?». Есть такое выражение — «семейное гнездышко». Не знаю, можно ли сказать «семейная норка», но думаю, что в нашем случае можно. Звери решили вырыть нору. Звери решили пожениться. До Радуги оставалось совсем чуть-чуть. Мы собирали вещи. Ехать мы решили по трассе, и, естественно, вместе. Мы изучали карту Карелии. Мне очень нравилось читать вслух названия: Лагпаярви, Лахденпохья, Куокканиэми, Сортавала. Я считала дни до отъезда. Две недели, оставшиеся до Радуги, были очень насыщенными. И мы, и Маша, собирались съезжать с нашей съемной квартиры (по возвращении из Карелии мы со Зверем планировали жить в Черноголовке), поэтому отрывались, как могли. Маша, например, приводила домой до 25 практически незнакомых ей людей. Они пили, пели, кричали, и терпение соседей готово было лопнуть. Жалобы консьержке и стук по батарее не действовали, но к тому моменту, когда они решили вызвать участкового, мы уже съехали. На выходные мы ездили в Черноголовку. Там можно было купаться, а жара в то время стояла страшная. Мы гуляли, купались, пьянствовали. Как-то вечером мы со Зверем сидели на скамейке и разговаривали. И он предложил подать заявление в ЗАГС, когда вернемся с Радуги. Но потом мы подумали, что тогда свадьба будет осенью, а нам хотелось, чтобы было тепло. И мы решили подать документы до Радуги. Утром, 10 июля мы пошли купаться и закупаться (полезными вещами, которые пригодятся на Радуге). А после этого, с мокрыми волосами и большим туристическим рюкзаком — в ЗАГС. Происходящее немного не укладывалось в голове, даже когда мы узнали конкретную дату нашей свадьбы — 26 августа. Потом было составление списка гостей, ночь с портвейном, окончательный сбор вещей на Радугу, прогулка по Ботаническому саду в обществе людей с хвостами, прощание с квартирой (шампанское и свечи). И, наконец, ранним утром, мы взяли рюкзаки, захлопнули дверь. И, не оглядываясь, пошли вперед. Дом вздохнул с облегчением. Москва-Клин. Москва-Тверь. Дорога. Машины. Ночь, проведенная в палатке, в четырех километрах от Питера. Дождь. Портвейн в питерском дворике. Электрички. Пиво. Много пива. Новые знакомства. Обмен феньками. Песни под гитару. И — Карелия. Радуга, Радуга, Радуга!!! Мы купались в озере, варили молоко бешеной коровы. Лазили по горам, покрытым ягелем и кустиками черники. Периодически ходили в населенный пункт под названием Мийнола. До него было идти часа два, но это было ближайшее место, где можно было приобрести необходимые продукты. В небольшом сельском магазинчике мы покупали водку, тушенку, сгущенку, макароны. Достаточно долго, уже после того, как мы вернулись с Радуги, словосочетание «сходить в магазин» ассоциировалось у меня с двухчасовой прогулкой с большой холщовой сумкой на плече. Самое интересное наступало после вечернего Пау-Вау (раздача еды из общего котла). На само Пау-Вау мы ходили всего несколько раз, причем не столько для того, чтобы есть, сколько для того, чтобы петь «Ом». В этом было что-то странное и красивое. Вечер. Запах благовоний. И много-много людей, которые держатся за руки, образуя большой круг, и поют «Ом». После Пау-Вау у нас (да и у всех остальных) начиналась культурная жизнь. Можно было ходить в гости в другие лагеря. Конечно, это можно было делать и в другое время, но днем, как правило, занимались приготовлением еды и дров, ходили в магазин, купались, фотографировались и гуляли. Так же днем проходили семинары, посвященные различным темам, от дзен-буддизма до фотографии. К сожалению, практически все семинары мы пропустили. Но зато сходили на холотропное дыхание. Я до сих пор под впечатлением. В нашем лагере «культурная жизнь» заключалась в формуле «костер +гитара +алкоголь». Правда, я помню случаи, когда мы обходились без гитары, но вот чтобы без алкоголя…J Кстати, что меня удивляло больше всего, это отсутствие комаров. Их не было даже по вечерам! Вот так, с купанием, водкой, кострами и прогулками и проходила наша жизнь на Радуге. Обратный путь — электрички, холодное питерское утро, трасса. Дальнобойщик Юра, который нас накормил, напоил, спать в кабине уложил, а главное, до Москвы довез. Мы вернулись в Черноголовку. До свадьбы оставалось меньше месяца. Перед нами стояли несколько проблем. Первая, естественно, была финансовая. А вторая — как сообщить о предстоящей свадьбе моим родителям (родители Зверя узнали об этом сразу, как мы приехали). Моим родителям был нанесен визит чуть позже. С вином, цветами и тортом, Зверь даже пиджак надел — все, как полагается. Но реакция была неоднозначной. Меня то просили подождать, то говорили категорическое «нет», то сообщали, что последнее слово все равно останется за мной. В общем, в какой-то момент мы поняли, что свадьба будет проходить без участия моих родителей (по приведенным выше причинам) и без участия родителей Зверя (им было бы просто не с кем общаться). В итоге, моя мама узнала о том, что мы поженились, через месяц, папа — через три (когда я говорила, что собираюсь замуж, я не сказала о том, что мы уже подали заявление). Родители Зверя (огромная им благодарность за это!) оказали нам финансовую помощь. Решено было снять зал в ресторане. Мы даже смогли позволить себе заказать букет (изначально планировался венок из полевых цветов). Между прочим, букет стоил дороже платьяJ. Платье было белым и длинным, все, как полагается, но куплено оно было в винтажной лавке (другими словами, в специализированном сэконд-хэнде). Пока я покупала платье, жених выбирал себе «свадебную футболку», которую, правда, в тот день так и не купил. А потом мы побежали за кольцами. Именно побежали, так как магазин, в котором мы хотели их купить, вот-вот должен был закрыться. Мы в него успели, но не нашли того, что было нужно. В итоге обручальные кольца мы купили с лотка на Арбате. Это было даже не серебро (серебряные кольца мы купили ужу потом, два месяца спустя). Мы подписывали приглашения, обзванивали гостей, я вышивала сумочку, плела «свадебную феньку». В общем, дел хватало. А последний день перед свадьбой прошел в беготне по магазинам, надувании воздушных шариков, сборе вещей на дачу (мы собирались туда после ресторана). Утром Зверь пошел украшать машины трехцветными растаманскими ленточками. А я — одевалась, красилась, делала прическу. Без пятнадцати десять (ЗАГС в 10:30) я была готова.10:00…10:15…10:20…Я нервно ходила по комнате, подходила к окну, звонила Зверю, который всё время говорил, что они уже выезжают (а друзья в этот момент предлагали ему сбежать в Мексику!). В общем, в 10:30 мы только вышли из подъезда. В ЗАГС мы опоздали минут на 15. А разве у нас могло получиться по-другому? Уже окольцованные, мы поехали на фотосессию в старинный монастырь недалеко от Черноголовки, где раньше была психушка. Потом Зверь носил меня на руках через мост 7 раз подряд (примета такая). И еще один раз обратно! Потом — ресторан. Шампанское. Трава. Дождь. Танцы под Венечку Дркина. Да, чуть не забыла — еще нам прокололи «свадебные дырки» в ушах. С одинаковыми «свадебными сережками». Много-много цветов. И разбитые бокалы (примета такая, на свадьбу бокалы разбить — к счастью в семейной жизни). И, конечно, первая брачная ночь (а что, брачная ночь у нас действительно была первая). …Я проснулась рано утром и приоткрыла глаза. Я увидела Зверя, спящего рядом. Бокалы с вермутом, стоящие на столике. Свадебное платье на спинке стула. И обручальное кольцо, блестевшее на моем безымянном пальце. «Вот оно, утро замужней женщины», — подумала я, уткнувшись лицом в плечо мужа. …Чуть позже проснулся Зверь. Он накинул пиджак на голое тело и вышел из дачного домика. Он прошел босиком по мокрой траве. Посмотрел на кольцо, блестевшее на его безымянном пальце. «Вот оно, утро женатого мужчины», — подумал он, вновь забираясь под теплое одеяло.

THIS IS THE END